Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

– Ах, Малкольм, тебе понравится Париж. Если попасть в сезон, это просто удивительный город. Мы могли бы?

– Почему же нет, если тебе хочется.

Она вздохнула – ее пальцы пристойно ласкали ему шею – и сказала, словно какая-то мысль только сейчас пришла ей в голову:

– Возможно, как ты думаешь, cheri, как ты думаешь, мы могли бы провести там медовый месяц – мы танцевали бы все ночи напролет.

– То, как вы танцуете – истинный восторг для глаз, мадемуазель. В любом городе, – заметил Хоуг, потея и чувствуя себя неудобно в слишком тесном вечернем костюме. – Я был бы рад сказать то же самое о своем умении танцевать. Могу я предло…

– Вы совсем не танцуете, доктор?

– Много лет назад, во время службы в Индии, я танцевал, но бросил, когда умерла моя жена. Она действительно любила танцы настолько самозабвенно, что мне они теперь не доставляют никакого удовольствия. Чудный вечер, Малкольм. Могу я предложить, чтобы мы остановились на этой мажорной ноте?

Анжелика бросила на него острый взгляд, улыбка увяла на ее губах, она прочла на его лице озабоченность, перевела взгляд на Малкольма и увидела, что тот совсем обессилел. Как ужасно, что он такой больной, подумала она. Черт!

– Еще рано, – храбро заявил Малкольм, мучительно желая лечь, – не правда ли, Анжелика?

– Должна признаться, я и сама действительно устала, – тут же ответила она. Ее веер закрылся, она положила его, улыбнулась ему, Понсену и остальным и приготовилась уйти. – Может быть, мы выскользнем незаметно, а вечер пусть продолжается…

Они вполголоса извинились перед теми, кто был рядом. Все остальные притворились, что не заметили их тихого исчезновения, но после нее в зале осталась пустота. У самой двери Анжелика вдруг спохватилась.

– О-ля-ля, я забыла веер. Я догоню тебя, мой дорогой.

Она торопливо вернулась. Понсен перехватил ее.

– Мадемуазель, – сказал он по-французски, – полагаю, это ваше.

– А, вы так добры. – Она приняла веер, в восторге от того, что ее замысел удался и что Андре оказался достаточно наблюдательным, как она и надеялась. Когда он склонился над ее рукой и легко прикоснулся к ней губами, она прошептала по-французски:

– Я должна увидеть вас завтра.

– Миссия, в полдень, спросите Сератара, его не будет на месте.

* * *

Она расчесывала волосы перед зеркалом, все еще напевая мелодию последнего вальса, который танцевала. Какой из них был лучшим? – спросила она себя. Лучший танец? Это легко, Марлоу и полька. Лучше, чем Паллидар и вальсы, – вальс нужно танцевать только с тем, кого любишь больше всех на свете, тогда можно позволить музыке кружить тебе голову, наполняя душу обожанием и томлением, подхватывать и уносить тебя ввысь на легком облаке, трепещущую от пробуждающейся страсти. Я чувствую сегодня все это, сегодня лучший день в моей жизни, я обручена с прекрасным человеком и любима им до самозабвения.

Этот день должен был бы стать лучшим, но не стал.

Странно, что я по-настоящему наслаждалась сегодняшним балом и сейчас еще могу действовать и думать спокойно, хотя день, которого я ждала, уже миновал, у меня задержка и я, вероятно, ношу ребенка насильника и должна от него избавиться.

Она смотрела на свое отражение и словно видела перед собой другого человека. Рука со щеткой двигалась уверенно, расчесывая спутавшиеся кое-где пряди, кожу головы приятно покалывало, а она поражалась, что все еще жива и внешне не изменилась после всех этих несказанных мук.

Любопытно. Каждый следующий день после первого давался ей все легче.

Почему так?

Не знаю. Впрочем, ладно. Завтрашний день разрешит проблему с этой задержкой, хотя, возможно, все начнется даже сегодня ночью, и мне больше не нужно будет бояться и плакать, плакать и снова бояться. Десятки тысяч женщин оказывались в той же ловушке, что и я, и все же выбирались из нее без вреда для себя. Несколько глотков лекарства, и все становится как раньше, и никто ничего не знает. Кроме тебя и Бога! Кроме тебя и доктора, или тебя и повивальной бабки – или ведьмы.

Довольно на сегодня, Анжелика. Уповай на Господа и на Благословенную Богоматерь. Благословенная Богоматерь защитит тебя, ведь ты невинна. Ты открыто помолвлена с замечательным человеком, как-нибудь ты выйдешь за него замуж и будешь жить долго и счастливо. Завтра… завтра начнутся все где и как.

Позади нее А Со готовила постель, собирая с нее чулки и белье. Платье с кринолином уже висело на особой вешалке вместе с двумя другими, полдюжины новых повседневных платьев лежали все еще завернутые в большие пакеты из рисовой бумаги. Через открытое окно в комнату залетали смех, пьяное пение и музыка из клуба, которые как будто и не думали стихать.

Она вздохнула, всем сердцем желая вернуться туда. Щетка задвигалась энергичнее.

– Мисси хотеть ч'то, хейа?

– Нет. Хочу спать.

– Доблой ночи, мисси.

Анжелика заперла за ней дверь. Дверь в апартаменты Струана была закрыта, но не заперта. По заведенному порядку, как только она заканчивала свой туалет, она стучалась к нему, потом входила и целовала с пожеланием спокойной ночи, иногда обменивалась с ним двумя-тремя фразами и возвращалась назад, оставляя дверь приоткрытой на случай, если ночью ему станет плохо. Такое теперь случалось нечасто, хотя, с тех пор как неделю назад он прекратил принимать снотворное, он проводил ночи беспокойно, почти не спал, однако ее никогда не тревожил.

Анжелика опять присела к зеркалу, и ей понравилось то, что она там увидела. Ее пеньюар был шелковым, весь в кружевах и очень парижский – сшитая здесь копия того, что она привезла с собой:…и поверь, Колетта, мастерство и быстрота, с которой выполняет заказы этот китайский портной, просто невероятны, написала она сегодня днем, чтобы успеть отправить письмо с завтрашним пакетботом.

Теперь я могу скопировать все что угодно. Пожалуйста, вышли мне какие-нибудь образцы, или вырезки из «Паризьен» или «От кутюр» с последними моделями, или что-нибудь удивительное – мой Малкольм так щедр и так богат! Он говорит, что я могу заказать себе ВСЕ, ЧТО ТОЛЬКО ПОЖЕЛАЮ!

А мое кольцо!!!! Бриллиант, а вокруг него еще четырнадцать поменьше. Я спросила, как же ему удалось достать его и где в Иокогаме, но он просто улыбнулся. Я в самом деле должна быть поосторожнее и не задавать глупых вопросов. Колетта, все складывается поистине чудесно, только я очень волнуюсь за его здоровье. Он так медленно поправляется и ходит очень плохо. Но при этом становится настойчивее, бедняжка, и мне приходится быть осторожной… Сейчас я должна одеваться к балу, но я еще вернусь к этому письму. А пока шлю тебе свою вечную любовь.